С 1 по 11 мая шли жестокие бои. 10 мая мы оставили деревню на горке. А утром приказ: деревню надо взять. Это было 11 мая 1942 года. Пошли в атаку. Немец с горки открыл сильный огонь. Залегли. Немного окопались. Я еще и лопату перед головой поставил. Вижу перед лопатой пули «цок-цок», как в кино. Думаю, перестреляют всех. Надо атаковать. Что-то крикнул, встал и побежал к деревне. Ребята моего отделения поднялись вслед за мной. Через десяток шагов по мне прошла автоматная очередь, правая рука сразу онемела, окаменела. Винтовка вывалилась. Стало трудно дышать. Вторая пуля вошла в бок и вышла на спине около позвоночника. Второго ранения не заметил. Обе пули были разрывные.
Какой-то офицер подхватил меня под руку и повел в медпункт, который находился недалеко в деревенской избе. Деревню сильно бомбили. Когда делали первую перевязку, стены медпункта ходили ходуном. В медпункте по крови на рубахе нашли второе ранение, грудь тоже перевязали. Боль в раздробленной руке была страшная. После перевязки погрузили в телегу и повезли в медсанбат. Это километрах в пяти. Вот здесь я и спросил, где меня ранило. Сказали: между городами Велиш и Демидов. Дорога неровная, разбитая. Каждый толчок телеги отзывался сильной болью в руке. Медсанбат. Большущая брезентовая палата. Несколько столов. Врачи, медсестры. На табуретах большие белые тазы. В них ампутированные руки, ноги. В тазах они мне показались такими маленькими. Спросили, какая часть. Сказал. Документов не было. За месяц до больших боев взвод собирался в разведку, надо было наказать полицая. По правилам все документы оставляют «дома». Я оставил комсомольский билет, солдатскую книжку и пару благодарностей от Верховного. Весь взвод оставил документы раненому, помню, рыжему парню. А когда вернулись, рыжего парня отправили в госпиталь. Искали документы и не нашли. Да и зачем они? У каждого солдата была железная трубочка, в которой были свернутые вручную написанные на бумаге сведения, более полные, чем в комсомольском билете: кто, где родился и т.д. Такой вот «смертный паспорт»….
А потом через Калинин (когда переезжали Волгу, санпоезд бомбили немецкие самолеты, но обошлось) привезли в город Иваново. Операция — под наркозом. Через месяц привезли в госпиталь в город Сталинабад. Везли долго, раны загноились. В Сталинабаде, когда сняли гипс, врачи ахнули: надо руку ампутировать. Умолял руку оставить. Говорил, что я художник. Хирург, похожий на М.И.Калинина – всесоюзного старосту, пожалел меня и руку выходил. Спасибо ему за это.
А к осени с диагнозом ложный сустав и контроктура меня признали инвалидом Великой Отечественной войны II группы и отправили в долгосрочный отпуск в родную Вологду. Поезд Сталинабад – Москва, куда посадили меня и еще нескольких выписавшихся из госпиталя человек, был битком набит людьми. Поезд Москва – Вологда был почти пустой.
Утро 3 сентября 1942 года. Улица Большая Петровка, дом 24, 3 этаж. Стучу в дверь. Голос мамы (отец тоже был в армии): «Кто там?».
Это я, мама! Открой!
А дальше я предоставляю право Вам самим домыслить, что было, когда единственный сын живым вернулся домой к матери…
Так кончилась моя фронтовая жизнь.
За что я получил «Орден Славы» III степени? За тот бой, когда я поднял ребят в атаку, и где меня тяжело ранило. А немцев из деревни на горке тогда выбили, и деревня была взята.
В начале 1944 года я был вновь призван на военную службу и определен старшиной II статьи в Беломорскую Военную Флотилию Северного флота, которая базировалась в Архангельске. Там я и встретил День Победы 9 мая 1945 года.
Часть четвертая.
